Георгий Афанасьевич Шатков — один из авторов докладной записки 1968 года, итогом которой стало открытие Дорнотской группы урановых месторождений в Монголии, доктор геолого-минералогических наук, главный научный сотрудник Всероссийского (бывшего Всесоюзного) геологического института (ВСЕГЕИ, Санкт-Петербург). Г.А.Шатков видный специалист в металлогении (науке о закономерностях образования и размещения полезных ископаемых) и особенно по проблемам геологии урановых месторождений Центральной и Восточной Азии. В настоящее время он является одним из участников международной программы по составлению комплекта сводных геологических карт масштаба 1: 2 500 000 Азиатского континента.
Георгий Афанасьевич любезно согласился поделиться своими воспоминаниями о «монгольском» периоде своей жизни и ответить на наши вопросы.
Выдержки из интервью взятого А.О.Соболевым (А.С.) и А.В.Коваленко (А.К.) у Г.А.Шаткова
А.С. Георгий Афанасьевич, расскажите коротко о себе и как вы стали «геологом-уранщиком»
Г.Ш. Я родился в 1932 г., в Красном Селе под Ленинградом. С семьей переживал блокаду. В январе 1942 г. от голода умер отец, работавший на военном заводе. В июле 1942 г. мать, сестра, брат и я были эвакуированы в Казахстан, вернулись в Ленинград в 1945 г. После войны, окончив с серебряной медалью Красносельскую среднюю школу, в 1951 г. я поступил на геологический факультет Ленинградского Университета. Обучался на кафедре «Геохимия-2», которая потом расшифровывалась как «Геология и поиски месторождений радиоактивных элементов». Производственную практику проходил в Казахстане (1954) и в Забайкалье (1955). Моими учителями и наставниками были профессора Н.Г. Судовиков, Т.В. Перекалина, В.С. Домарев, А.А. Кухаренко, В.Б. Татарский, Л.В. Комлев, В.А. Франк-Каменецкий, М.А. Гилярова и многие другие профессора, и преподаватели. Обучение проходило в специальной группе. Учили интенсивно, спрашивали строго, из 31 зачисленного первокурсника дипломы получили 25. А после школы — все были отличники и медалисты. Но надо отметить, что нам платили большую стипендию — на уровне квалифицированного рабочего.
В 1956 г. я получил диплом с отличием и был направлен на работу во ВСЕГЕИ в Забайкальскую группу отдела спец исследований (урановых месторождений-прим. А.С.). В 1956-1959 гг. наша Забайкальская группа составила геологическую и прогнозно-металлогеническую карты Юго-Западного Приаргунья масштаба 1: 200 000. Заметным итогом этих работ была ориентация на поиски урана не в гранитах, а в вулканогенных образованиях. Была обоснована площадь на проведение поисково-разведочных работ на уран в пределах Тулукуевского купола, сложенного риолитами.
Моя работа в Приаргунье развивалась неплохо: 1 января 1958 г. меня назначили начальником Стратиграфического отряда Экспедиции № 8 ВСЕГЕИ, а 1963 г. я стал ответственным исполнителем тематического коллектива по составлению прогнозно-металлогенических карт в Юго-Восточном Забайкалье.
В мае 1963 в пределах Тулукуевской структуры в точке, заданной Л.П. Ищуковой работами бурового отряда 324 партии Сосновской экспедиции было открыто богатое Стрельцовское месторождение урана. Первоначально здесь было известно небольшое флюоритовое месторождение с урановой аномалией.
Поскольку научные группы ВСЕГЕИ работали в тесном контакте с партиями Сосновской Экспедиции, а геологов–съемщиков из экспедиции здесь не было, по просьбе начальника Сосновской Экспедиции В.М. Степанова наш Стратиграфический отряд ВСЕГЕИ в течение трёх месяцев 1963 г. составил первую геологическую карту Тулукуевской кальдеры масштаба 1:25 000. Главная ценность карты: была в определении состава и взаимоотношений вулканогенных образований. Впервые была составлена стратиграфическая колонка, выявлена кольцевая дайка гранит-порфиров и высказано предположение о кальдерном происхождении Тулукуевской структуры. По окончании работ в течение 3-х дней я знакомил главного геолога 324-ой партии Л.П. Ищукову с этой картой на местности и показывал наиболее характерные обнажения. Кроме карты, мы передали эталонную коллекцию образцов. Судьба этой карты незавидная: о ней было только одно упоминание в отчете 324 партии за 1963 год. И только из книги Е.А. Пятова «Стране был нужен уран» М., 2005 г. с.110, с. 113 можно узнать об участии ВСЕГЕИ в открытии месторождений Стрельцовского узла.
В 1966 г. я защитил кандидатскую диссертацию «Геологическое строение и металлогения Южно-Аргунской впадины и прилегающих территорий». Сложилось представление о флюоритовом поясе, который, кроме Приаргунья, распространяется на прилегающие с юго-востока районы Китая и продолжается на ЮЗ по территории Монголии. Мы интенсивно изучали позднемезозойские терригенно-вулканогенные впадины: Урово-Мотогорскую, Шаманскую, Северо- и Южно- Аргунскую и другие. Нами были выявлеы Семилетнее флюоритовое месторождение, ряд урановых аномалий, наиболее интересная – Куладжинская, на границе с Китаем, вблизи г. Маньчжурия, а также установлена аномальная цезиеносность перлитов Тулукуевской кальдеры и Южно-Аргунской впадины.
Ежегодно (до одного месяца) мы находились в районе деятельности 324 партии и имели возможность изучать керн тех скважин Стрельцовского рудного поля, которые бурились «на безрудность», т. е. для того, чтобы определять, где можно строить объекты инфраструктуры Приаргунского Комбината. Многое из этого послужило основой для построения схематической Блок-диаграммы Стрельцовского рудного узла.
Здесь же мы, как и другие тематические коллективы из Москвы (ИГЕМ, ВИМС, ГЕОХИ), Ленинграда (ВСЕГЕИ, ВИРГ, РИАН), Читы (ЗАБНИИ) и др. отчитывались об итогах полевых работ. Мы обычно обосновывали рекомендации для производственных партий Сосновской экспедиции, т.е. где целесообразно сосредоточить поиски и, возможно, бурение. На этих собраниях, как правило, председательствовал проф. Ф.И. Вольфсон. У меня были доброжелательные отношения с главным геологом Сосновской экспедиции О.Н. Шанюшкиным. Он советовал подумать о перспективах Монголии на стрельцовский тип урановых месторождений.
Профессионально я набрался опыта для поисков урана на сопредельных территориях Китая и Монголии.
А.С. Это очень интересная история, которая требует своего большого рассказа, и мы надеемся, Георгий Афанасьевич, что Вы напишете свои воспоминания об этом, но поскольку тема нашей беседы работы советских геологов-уранщиков в Монгольской Народной Республике, давайте перейдём к ней. Когда в Вашей жизни возникла Монголия и как возникла «историческая записка группы пяти человек», на основании которой и начались масштабные работы по поискам урана в восточной Монголии? Я хорошо помню, как в 80- годах (а мы с вами знакомы с 1983 года) ваши коллеги говорили, что Вы были главным автором.
События развивались, как написано в книге Е.А. Пятова (стр.116):
«В 1968 г. сотрудники ВСЕГЕИ и Сосновской экспедиции И.С.Ожинский, М.И.Ициксон, О.Н.Шанюшкин, П.А.Строна, Г.А.Шатков представили в Первый Главк (Урановое управление Мингео СССР) докладную записку «О перспективах ураноносности восточной части МНР». В ней они обосновывали идею возможности обнаружения крупных урановых месторождений на продолжении структур Стрельцовского типа на территорию соседней Монголии.
Эта идея была рассмотрена ведущими учеными страны и получила одобрение. В связи с этим руководство Министерства геологии СССР и Министерства среднего машиностроения выходят в Правительство с предложением провести переговоры с руководством Монгольской Народной Республики о предоставлении советским организациям возможности проведения поисков месторождений урана на территории этой страны. В 1970 г. было подписано Межправительственное Соглашение, в соответствии с которым советские геологические организации получили право проведения поисков и разведки урановых месторождений в Монголии.
Реализация достигнутого соглашения была поручена Первому Главному геологоразведочному управлению Министерства геологии СССР. Непосредственным исполнителем работ стала Сосновская экспедиция. Для этого она создает в своем составе партию № 33 (В.Ф.Литвинцев, Б.В.Зимин, Л.Д.Чирцов, Г.Г.Ильин). В дальнейшем эта партия получила название Монгольской геолого-съемочной экспедиции (МГСЭ). Экспедиция проводила свои работы до конца 80-х гг. Идея О.Н. Шанюшкина и Г.А. Шаткова подтвердилась. Советские геологи открыли на продолжении Стрельцовских структур в МНР Дорнотский урановорудный район.»
Г.Ш. Как возникла идея работ в Монголии? В 1967 г. мы завершили составление специализированной металлогенической карты на уран масштаба 1:200 000 всего Приаргунья с врезками на Южно-Аргунскую и Шамянскую площади в масштабе 1:50 000. Из всего этого следовало, что многие геологические структуры могут наблюдаться на сопредельных территориях Китая и Монголии. В Китае работать было нельзя, а в Монголии — возможно.
Внешним толчком для написания записки послужила смена руководства нашего отдела летом 1967 г. Начальником отдела стал И.С. Ожинский, а его заместителем по Дальнему Востоку и Забайкалью — М.И. Ициксон. На рабочее совещание по Забайкалью были приглашены руководители тематических коллективов: Ю.М. Шувалов, Д.М. Шилин, Г.В. Александров и я (по Юго-Восточному Забайкалью). Кроме информации о состоянии работ на своей территории, предлагалось дать предложения на перспективу. Я выступал последним и подчеркнул, что полезно было бы организовать геолого-прогнозные работы на уран стрельцовского типа в восточной части дружественной Монголии. Мне предложили написать проект записки в Главк. Первый вариант записки был направлен в Главк в конце 1967 г., второй в середине 1968 г. Меня с пристрастием расспрашивали в Главке и в «Средмаше» у П.Я. Антропова. Я отстаивал идею о том, что мы прогнозируем именно «стрельцовский» тип уранового оруденения за рубежом. Об этом доложили руководству, в частности легендарному министру среднего машиностроения (атомной отрасли СССР) трижды Герою Социалистического Труда Е.П.Славскому, что «вторая Стрельцовка может находиться близко от нашей границы».
В 1969 году вместе с 3-мя ведущими геологами из Сосновской экспедиции мы из Иркутска полетели в Улан-Батор, чтобы проектировать работы. Предварительно провели в Монголии небольшие зимние полевые работы.
А.С. Это уже было после того как было подписано «тайное» межправительственное соглашение между СССР и МНР о работах или оно было чуть позже подписано?
Г.Ш. Межправительственное предварительное согласование произошло, вероятно, в 1969 г., ибо в середине этого года мы уже имели загранпаспорта и нас направляли собирать материалы и непосредственно готовить проект. Общий проект готовили Б.В. Власов, В.А. Перловский и я. Мною были намечены четыре участка: Чойбалсанский, Северо-Керуленский, Гал-Шарынский и Хара-Айракский, общей площадью 60 тыс. км2.
В феврале 1970 г. в Иркутске была образована Монгольская геолого-съемочная экспедиция (33-партия Сосновской экспедиции). Во ВСЕГЕИ была создана Майская партия, её организация проходила сложно. Поскольку я не был членом КПСС, мне нельзя было возглавлять Майскую партию, начальником назначили Г.М. Владимирского, а меня техническим руководителем проекта. Моим ближайшим сотрудником был Н.С. Соловьёв. а также геологи Л.Н. Якобсон, Г.Г. Сотникова, Н.Н. Румянцев, Ю.И. Мусинов, Ю.С. Зятьков и другие. На полевые работы выехали к концу августа 1970 г. на сильно изношенных машинах, которые нам выделила Сосновская экспедиция. Работали до декабря.
Первые наши находки проявлений урана связаны с бедными урановыми рудами. В 1971 г. мы разделились на два отряда — Г.М. Владимирский с Н.С. Соловьёвым стали работать в районе Чойбалсана, я в районе Чойренской депрессии. Владимирский и Соловьёв, в том числе, занимались и Дорнотской частью. На востоке были открыты первые аномалии в районе Эрхтийн-Обо. Мы нашли много проявлений флюрита и Уланнурское рудопроявление урана.
Поздней осенью 1971 г. в Ундур-Хане нас посетили Министр Геологии СССР А.В. Сидоренко, а также начальник 1-ГГРУ Н.Ф. Карпов, руководство Сосновской экспедиции, секретарь парткома ВСЕГЕИ Ю.М. Шувалов. Из Улан-Батора советского Министра сопровождали Заместитель Председателя Совета Министров МНР Ч. Гомбосурен, Министр Геологии Пэлжэ и другие руководители.
Было предложено работы МГСЭ сосредоточить в районе Чойра и кроме урана серьезно заняться разведкой флюоритовых месторождений. Наши проявления флюорита оказались не такими уж хорошими. В итоге было разведано лишь одно месторождение Цаган-Тахилчи со средними запасами.
К концу 1972 г. ситуация значительно изменилась.
Мы открыли интересные аномалии (Хашат) к югу от Дунд-Гоби, но руководители Сосновгеологии говорили «… это далеко, это пустыня, там камни чернеют, там работать тяжело, воды там нет, поэтому надо искать место ближе к российской границе».
А.С. Тогда уже было выявлено основное Дорнотское месторождение?
Г.Ш.: ещё в 1971 году Майская партия выявила слабенькие урановые аномалии в районе будущего Дорнотского месторождения. Весной 1972 г. туда прибыл буровой отряд МГСЭ для проверки аномалий. На одной из аномалий ВСЕГЕИ (геолог Г.М. Владимирский, геофизик Ю.А. Гришин) пробурили вертикальную скважину и пошла богатая руда с высоким содержанием урановой смолки и с флюоритом. Но об этом мы узнали поздней осенью, когда приехали в Ундурхан, чтобы доложить о своих результатах и написать отчет.
В это время к северу от Ундурхана разбился крупный пассажирский самолет с китайскими опознавательными знаками. В зарубежной печати сообщали, что в этом самолете находился большой китайский руководитель Линь Бяо. Место падения самолета посещали многие сотрудники МГСЭ.
При рассмотрении общих итогов работ за 1972 г. нам сообщили, что принято решение о строительстве базы МГСЭ в районе Дорнота. Перед Майской партией ставилась задача составить совместно с МГСЭ Прогнозно-металлогеническую на уран карту Дорнотской площади масштаба 1:50 000.
Весной 1973 г. мы защитили отчет за первые три года работ. Научное заседание отдела работу одобрило, но было много замечаний. Особенно пострадал кадровый состав Майской партии. Вместо главного инженера Н.С. Соловьева стал работать член парткома А.М. Маслов, вместо геофизика Ю.А. Гришина А.Г. Кузнецов. Из состава были исключены хорошо проявившие себя геологи Л.Н. Якобсон, Н.Н. Румянцев. Своевременным стало включение в наш состав опытного минералога Л.И. Давыдовой.
С весны 1973 года мы все работали в районе Дорнота на озере Тухэмийн, занимаясь специализированным геологическим картированием. В процессе работ были выявлены аномалии, но самым главным для меня было то, что обозначилась Уланская структура, очень похожая на ураноносную Тулукуевскую кальдеру в Приаргунье, в пределах которой находилось уникальное Стрельцовское рудное поле.
А.С. Вы работали вместе. Почему в настоящее время отдельные геологи Сосновгеологии из Иркутска заслуги в открытии Стрельцовского и Дорнотского месторождений приписывают исключительно своей организации?
Г.Ш. Да, до поры до времени работали вместе, а дальше происходило размежевание. Геолог, который задавал скважину, становился первооткрывателем месторождения. Вклад науки постепенно принижался и со временем исчезал совсем. С геологами Сосновгеологиии были нормальные профессиональные отношения.
В 1974 году было открыто Гурванбулагское месторождение, там было хорошее содержание урана, отдельные пересечения в скважинах до 0,3 % урана на 4 метра. Совершенно справедливо, что первооткрывателями Гурванбулагского и Дорнотского месторождений стали опытные геологи Ю.А. Анисимов, Г.В. Зверев, главный геолог В.Я. Горст и другие производственники. Совершенно забыто, что структуры, вмещающие эти месторождения, были рекомендованы геологами ВСЕГЕИ.
Специализированную геолого-прогнозную и радиогеохимическую карты мы сделали в 1976 г., написали отчёт, в котором я высказал предположение, что Дорнотская структура может быть сопоставлена с американскими полигенными урановыми месторождениями. Были и участки, на которых я предлагал побурить поглубже. Например, в 1977 году после моего отъезда была открыта 7-ая рудная залежь в базальтах с содержанием 0,2-0,3 % урана на мощность 4 метра. Эта залежь составляет более половины запасов Дорнотского месторождения.
А.С. Запасы уже были подсчитаны к 1978-ому году? И что было дальше, почему Вас «ушли» из Монголии?
Г.Ш. Потенциал Гурван-Булага и Дорнота в тот момент в основном мог оцениваться не выше категории C2, но опытные геологи, в том числе руководители Главка понимали, что здесь могут быть два крупных месторождения. Требовался долгий и большой объем дорогостоящих буровых и горных работ. Главная задача была решена, дорнотские руды были похожи на стрельцовские. Проводилась оценка ряда вулканических построек: Угтамской, Тургенской, Верхне-Тургенской.
В это конкретное время несколько отпала необходимость выявления всё новых и новых перспективных площадей. Вероятно, поэтому у меня несколько ухудшились взаимоотношения с руководством МГСЭ. Например, я настоял на необходимости моей поездки по слабоизученным рудопроявлениям Хашат, Улан-Нур, Хонгор.
Я хотел продолжать работать в Монголии, но меня не оказалось в списках среди участников работ на 1977 год. Кто принял это решение, многим было неясно. Объективно со временем мне стало понятно, что моя специализация геолога-поисковика не очень нужна, когда производится разведка месторождения и оно готовится к эксплуатации. В то же время мой опыт работ на Стрельцовке и вблизи нее подсказывал, что, когда появляется крупное месторождение, сразу начинается борьба за приоритеты, как в производственной организации, так и в институте. Возможно, работали оба фактора.
Формально мне предложили другую ответственную работу в Казахстане, но я отказался. Тогда меня спросили — чего я хочу? Я попросил год на завершение докторской диссертации. А.А.Смыслов (заместитель директора ВСЕГЕИ) согласился. И весь 1977 г. я работал над диссертацией, сделал научные доклады в ВИМС’е и на Геологической секции Главка и получил положительные оценки. В начале 1978 г. я её защитил. В этом же году Первый Главк назначил меня научным куратором по урану Дальнего Востока. Но это уже другая история.
А.С. Я отлично помню Вашу деятельность и то, что Вы были куратором Таёжгеологии. Это отдельная эпоха. А к Монголии Вы больше не возвращались?
Г.Ш.: После моего ухода из Монголии эффективность работ Майской партии несколько ухудшилась. Для улучшения ситуации в 1980 г. в качестве главного геолога Майской партии был назначен Н.С. Соловьев. Совместно с В.К. Львовым они успешно проработали до конца 1990 г., в том числе открыли интересное золотое месторождение к востоку от Дорнота.
В дальнейшем работами в Монголии я всегда интересовался: и постоянно общался и с Г.М Владимирским и с Н.С. Соловьёвым. Обменивались информацией, один или два раза они приглашали меня рецензировать их отчёты, в Иркутске я был, всё было нормально. Я выражал желание побывать в Монголии и летом 1986 г. меня пригласили.
А.С. Как раз тогда с Вами там в Гоби и встретились, летом 1986 года. Я помню Ваш приезд к нам в полевой лагерь в Далан-Джаргалане, около флюорит-уранового месторождения Хонгор.
Г.Ш. Я тогда пробыл в МНР три недели, посмотрел мои первые места: летали в Чойрен на наш Ленинградский ручей, на котором мы стояли с нашим «огородом», ну всё, что можно. И.А. Юрченко был начальником МГСЭ, он мой друг по Приаргунью, мы поддерживали все наши работы. А потом в Первом Главке сразу стали спрашивать про их работы, наш новый зам.директора В.М. Терентьев также всеми их делами интересовался. В отношении же моего участия в монгольских работах предложений не было. В книге “Стране был нужен уран” совершенно объективно всё отмечено.
А.С. Да, особенно мне запомнилась из этой книги история, как ни Вы, ни геологи МГСЭ (по сути «Сосновгеология») не получили Госпремию за открытие Дорнота в 1989 г. В списке на неё было 12 человек, от ВСЕГЕИ только один — Г.М. Владимирский, Вас оттуда убрали. Но в том же 1989 году разработка Дорнотских месторождений была признана нерентабельной и Комитет по науке и технике СССР отклоняет все кандидатуры на премию. Книг сейчас вышло много, но по истечении многих лет встаёт вот какой вопрос. Сейчас каждый автор, тот же самый Д.Самович из Иркутска, работники ВИМС и другие участники «урановой» эпопеи в Монголии пишут, что его организация внесла основную лепту в работы . Ну вот образно можно сейчас уже оценить всё-таки, кто был «голова», кто «шея», а кто уже потом примазался к событиям?
Г.Ш. Я бы сказал, конечно, Сосновгеология как мощная экспедиция производственная. В её составе были выдающиеся геологи, такие как О.Н. Шанюшкин. И у нас очень светлые и дружественные отношения были всё время. В 1976 г. он ушёл на пенсию, до этого он побывал в Монголии в 1972 г., в том числе и в нашем отряде Ленинградском. Мы его чаем угощали, беседовали, я его провожал до хребта, когда он уезжал от нас. Он перевёл многие бурятские названия, как правильно называть, как правильно писать. Шанюшкин любил повторять: “Ты вот будешь лауреатом вместе с нашими”, а я говорил: “Да никогда”.
В 1988 г. меня вызвал заместитель директора В.М. Терентьев и сообщил, что решается вопрос о кандидатах на госпремию за работу в Монголии. В списке были перечислены специалисты из МГСЭ и Сосновгеологии. От нас только Г.М. Владимирский. “Как ты к этому относишься?” – спросил он. К Владимирскому положительно, но в целом это несправедливо. Научная, организационная и общегеологическая части были сделаны мною. Это всё шло от меня, все этапы были под моим руководством и всё было найдено до моего ухода из Монголии. В.М. Терентьев принял это к сведению, через некоторое время предложил мне заполнить анкеты, необходимые для соискателей. Они рассматривались и утверждались на Учёном совете ВСЕГЕИ. Но Учёный совет – это 30-35 человек. Голосование за наши кандидатуры было положительным. К сожалению, денег у государства не нашлось.
Общая оценка монгольской эпопеи дана в книге Е.А. Пятова «Стране был нужен уран», стр. 116
«В 1968 г. сотрудники ВСЕГЕИ и Сосновской экспедиции И.С.Ожинский, М.И.Ициксон, О.Н.Шанюшкин, П.А.Строна, Г.А.Шатков представили в Первый Главк докладную записку «О перспективах ураноносности восточной части МНР…
Идея О.Н. Шанюшкина и Г.А. Шаткова подтвердилась. Советские геологи открыли на продолжении Стрельцовских структур в МНР Дорнотский урановорудный район.»
А.С. Как Ваше видение событий с монгольским ураном, которые произошли после распада СССР?
Г.Ш. После работ в Монголии я занимался ураном, в том числе стрельцовским типом на Дальнем Востоке России (1978-1992), в Китае (1993-2002) и в рамках работ международного проекта «Атлас геологических карт Центральной Азии» (2003-2008) и современного его продолжения (2009-20013). Я имел возможность ознакомиться с современными материалами поисково-оценочных работ на Стрельцовском рудном узле. За это время сильно продвинулись методы изучения вещества и, отчасти, технология поисково-оценочных работ.
Я работал в Монголии, чтобы искать стрельцовский тип. Этот тип месторождений имеет общемировое распространение в России, Китае, США, Узбекистане, Казахстане, Западной Европе. Эта тема остается со мной всю жизнь. В Монголии имеются резервы на выявление месторождений этого типа. Мне постоянно удавалось заниматься проблемами прогнозирования месторождений стрельцовского типа.
С учетом полученного опыта, могу сказать следующее:
Представления о генезисе месторождений стрельцовского типа, которые существовали в конце прошлого века, требуют существенной корректировки.
Хотя Дорнотский рудный район существенно уступает по своему сырьевому потенциалу Стрельцовскому рудному узлу, но у него имеются некоторые «скрытые» резервы, которые едва ли могли быть реализованы ранее.
Несмотря на то, что в настоящее время территория Монголии неплохо опоискована специализированными экспедициями, из «ассортимента» проводимых работ исчезла нацеленность на выявление месторождений стрельцовского типа. Целеустремленно этим типом, вероятно, никто не занимается. Следует подчеркнуть, что без использования новых аналитических и изотопно-хронологических методов локализовать конкретные участки будет очень трудно.
Желаю успехов монгольским геологам!
А.С. Наших экспертов по урану, Вас, правительство Монголии сейчас не приглашает?
Г.Ш. Детали мне не известны. В Монголии нередко бывает заведующий отделом геологии урановых месторождений ВСЕГЕИ Ю.Б. Миронов. Возможно, с ним консультируются представители монгольского правительства.
Монголия всегда находилась в сфере моих геологических интересов, где бы я ни работал. Непосредственно Монголию я посещал в 2004, 2011, 2013 годах, работая в составе международного коллектива Россия-Китай-Монголия-Казахстан-Республика Корея.
Больше всего меня интересовали вопросы, касающиеся урана, золота и флюорита. Моими настольными книгами и картами являются: металлогенические карты Монголии под редакцией академика О.Томуртогоо, и руководителей и авторского коллектива Монголии по международной карте – О. Чулун, О.Томуртогоо, Г. Дежидмаа и многие другие. Очень ценная и современная информация по геологии и металлогении Монголии содержится в монографиях, изданных во ВСЕГЕИ коллективом авторов во главе с Ю.Б. Мироновым, Ю.М. Шуваловым (2003 и 2009 года). Они достаточно полно отражают состояние минерально-сырьевой базы Монголии и предлагают рекомендации по направлениям её развития. Здесь нет места, чтобы обсуждать содержание этих и других направлений, касающихся состояния и перспектив развития минерально-сырьевой базы Монголии.
Но «обойти» уран стрельцовского типа, который я искал здесь в 1969 -1976 гг., невозможно! Скажу следующее:
— найденный при нашем участии Дорнот существенно уступает своему забайкальскому прототипу, составляя по общим запасам урана, по моему мнению, 15-20 % и 7-10 % по объему богатых руд. Так что существующий итог едва ли может существенно восполнить минерально-сырьевые ресурсы Стрельцовки или Приаргунского комбината. При этом надо учесть, что в 90-е годы были полностью разрушены хозяйственные постройки и другие объекты. Рудное поле Дорнота было разведано весьма достоверно. Поперечная цепочка к СЗ от Дорнота Дорнот-Угтам-Турген-Верхний Турген также оценена на гидротермальное урановое оруденение. Получены только рудопроявления. В петрохимическом и радиохимическом отношении они не являются «эквивалентами» Стрельцовки и Дорнота. Относительно низкий уровень радиохимической специализации риолитов, отсутствуют игнимбриты, очень слабо проявлена флюоритовая минерализация … Неплохо закартированы и изучены вулканотектонические структуры к ЮЗ от Дорнота вплоть до Чойренской депрессии и Уланнурской впадины. В последней выявлена урановая минерализация с признаками стрельцовского типа. Имеются другие рудопроявления, например Хонгорское. ВТС стрельцовского типа нет. К западу от Чойренской впадины вулканотектонические структуры специально не картировались. По данным Е.Б. Высокоостровской (2009) и нашим данным прошлых лет здесь имеются только высокорадиоактивные риолиты и перлиты. Но что особенно интересно, в них проявлены признаки интенсивного выноса урана в связи с фельзитизацией. Здесь же интенсивно проявлена флюоритовая минерализация. Подобные обстановки специально не изучались и могут рассматриваться как некоторый резерв. Очень слабо изучена геохронология вулканогенных образований. В литературе практически нет сведений о том, что здесь кто-либо определял возраст пород методом SIMS SHRIMP. Не выделялись и не изучались базальтовые плюмы, среди которых имеются выходы риолитов. Даже Дорнот не имеет ни одного SRIMP’а. не изучались геохимические особенности флюоритов. Те дополнительные критерии, которые мы выявили, изучая стрельцовский тип, здесь не применяли. Иными словами, структур для выявления месторождений стрельцовского типа в настоящий момент нет, их нужно создавать.
А.С. И ещё небольшой вопрос — Вы знакомы с Е.Б. Высокоостровской? Какова роль петербургского института разведочной геофизики (ВИРГ), в котором она работала, и её лично в открытии урана Монголии?
Г.Ш. С Еленой Борисовной Высокоостровской мы сотрудничаем давно. Начали в Забайкалье в 60-е годы, имеем совместные публикации по этой территории. По территории Монголии у меня с ней не было возможности сотрудничать. О её достижениях я почти ничего не знаю. Вклад ВИРГ ’а в проблему ураноносности связан в основном с аэро-гамма-спектрометрической съемкой и составлением цифровых карт на уран, торий, калий и общей радиоактивности различных масштабов. Это очень важные источники информации
А.К. Когда Вы были в Монголии, Вы плотно общались с монголами?
Г.Ш. Мы всё время общались с ними, не скрывали от них ничего, но встречи были, прежде всего, с руководителями. Отношения с монголами складывались самые нормальные. Я с ними имел отношения на уровне написания проекта. Дело в том, что мы работали совершенно независимо. Они могли приезжать, могли посмотреть. Монгольских геологов в составе МГСЭ не было.
А.С. Кстати, Д. Самович привёл общую сумму, думаю, это очень прикидочно, без учёта средств на проведение геологоразведочных работ на Дорноте, но в общем 300 млн. рублей российских, а тогда доллар стоил 60 копеек. То есть вот уровень затрат до 1991 года.
Г.Ш. Сумма, возможно, занижена. Но я слышал совсем другую цифру от Ю.М. Шувалова.
А.С. Это тоже очень интересный вопрос о соотношении затрат и выхода
Г.Ш. Я не знаю, может эта цифра и другая. У нас очень затратная разведка, она и выгодная, с одной стороны, но затратная. Сейчас она стала, правда, ещё дороже. Хотя бурить стали лучше. Поэтому там был построен город, по сути – посёлок Дорнот.
А.К. Масштабы посёлка, который был выстроен? Сколько было магазинов, снабжения, прочего?
Г.Ш. Это всё за счёт государственных субсидий.
А.К. То есть СССР денег на поиски урана в Монголии не жалел?
Г.Ш. Ни на что в Монголии денег не жалели. Монголия всегда получала субсидии. Б.В. Власов через своего родителя был знаком с Послом России в МНР и вместе с ним мы были у Посла. Посол очень долго с нами беседовал, а рассуждал он так: “Да, Монголии мы помогаем и много помогаем, но мы зато получаем флюорит, сколько хотим. Ведь там и цены, конечно, не мировые на шерсть и всё прочее, мы очень много получаем сырья из Монголии, которого у нас недостаточно, и всё оценивать, что мы делаем в долг невозможно. Но опять-таки нам нужно соблюдать геополитику. Дружба с Монголией для нас – это стратегически важно и выгодно и т.д.” Это 1970 год был.
А.К. Тогда в 70-ые с Китаем были серьёзные отношения, а Монголия была буфером и там стояла огромная армия.
Г.Ш. Армия – это позже. Когда мы работали, Советская Армия была представлена лишь локаторными станциями. Части СА ввели лишь после событий 1968 г. на советско-китайской границе.
А.К. Мы жили за железным занавесом и собственно Монголия для нас всё равно была заграница. Причём, если честно, для наших сотрудников была выгодная работа, по окладам, в геологии там вообще отдельная история. Вот Вы когда оказались, наверное, это была Ваша первая поездка, Вы успели почувствовать себя за границей?
Г.Ш. Да! Обилие мяса в магазинах, намного больше иностранных товаров в Центральном универмаге, обилие хороших книг на русском языке и, конечно, местная экзотика, а также монгольские марки, эстампы. Очень своеобразно выглядел Оперный театр и кинотеатры, очень содержательные музеи, в том числе музей с динозаврами. Можно было спокойно жить, ходить, покупать, а главное работать никто не мешал. Повышенной была наша зарплата, по сравнению с советской. Поэтому желающих работать в Монголии было много и в целом всегда это были квалифицированные специалисты, весьма коммуникабельные как в своей среде, так и по отношению к монголам.
А.К. Но Вы же были не только в полях, но и в Улан-Баторе
Г.Ш. В Улан-Баторе я встречал Новый 1970 год в кругу советских специалистов, в том числе из ВСЕГЕИ и новых монгольских знакомых. А главной нашей задачей здесь было написать проект будущих работ. Здесь мы испытали настоящую поддержку монгольских геологов и работников геологических фондов.
А.К. Ну собственно то, о чём Вы говорили, с монголами Вы общались в Улан-Баторе?
Г.Ш. В Улан-Баторе и на местах тоже, было общение с местными жителями. Отмечали их национальный праздник Наадэм (13 июля), они приходили к нам в гости на 7 ноября, когда мы ещё задерживались поздней осенью.
А.К.. У Вас друзья остались монгольские?
Г.Ш. У меня есть друзья, но многие, конечно, уже ушли в мир иной. Самбалхундэв был молодым специалистом в составе группы профессора М.С. Нагибиной. Цэрэнжав, который возил нас по Монголии, он окончил Ленинградский университет и хорошо говорил по-русски, знал наши потребности. Но самое главное – в 2002 году был подписан межправительственный проект по Центральной Азии: Китай, Россия, Монголия, Казахстан и Южная Корея делают атлас карт: геологической, тектонической, металлогенической. Это была совместная российско-китайская разработка идеи, предложенной ВСЕГЕИ (Л.И. Красный, А.С. Вольский). Чл.-корр. РАН. Л.И. Красный, выдающийся наш учёный, привлёк меня к этим работам.
Совместно с геологами КНР была составлена геологическая карта Азии. Чулуун и ряд других монгольских геологов всё время с нами работали. Мы встретились с ними уже в Китае в 2002 году на рабочем совещании, когда обсуждался вопрос об организации работы по проекту. Эти работы они горячо поддержали. Третье совещание было в Улан-Баторе в 2004 г. и оттуда была большая геологическая экскурсия на монгольский Алтай.
А.К. Вы говорите «мы предложили», имеете в виду ВСЕГЕИ?
Г.Ш. Я бы сказал: мы на первых этапах – это значит Л.И. Красный, А.С. Вольский которые привлекли меня к составлению первой карты российско-китайской, где я отвечал, прежде всего, за российско-монгольскую часть, она входила в эту карту. Затем в 93-ом году к нам приехали урановые геологи из Китая. Стали интересоваться и во ВСЕГЕИ им рекомендовали меня, чтобы я им рассказывал про уран и про стрельцовский тип. Ну и на следующий год они меня пригласили посмотреть что-нибудь у них в Китае. Я ездил и то, что я посмотрел, сказал, что это не стрельцовский тип. Вернее, есть некоторые элементы, ураново-фосфорные месторождения – они бедные и трудно извлекаемые.
А.К. Есть очень интересная тема, я периодически задаю этот вопрос. После революции тема Чингис-Хана в Монголии была, собственно говоря, под запретом. Сейчас отношение изменилось, пересмотрена история. В то время, общаясь с монголами, Вы затрагивали эту тему?
Г.Ш. Кое-что слышали. Для меня было интересным посещение санатория Дадал, где имеется монумент, посвященный Чингиз-Хану. Я его фотографировал. В Монголии очень красивые марки. Из них можно узнать, какие народности её населяют. По-моему, это очень дружный народ.
А.К. А вот Ваше отношение сейчас, прошло много времени, к Чингис хану?
Г.Ш. Я читал разные книжки, некоторые наши геологи интересовались вот этой связью их с калмыками.
А.К. На Чингис хана претендуют не только Монголия, но и Китай, Корея, Казахстан. Он думал, как монгол, поступал, как монгол.
Г.Ш. По легендарному Валу Чингис хана мы всё время ездили. Он продолжался в Забайкалье, и мы в Забайкалье использовали эту тропу. Я был в Монголии в последний раз в 2013 году, у нас было пересечение от Кяхты почти до Гоби. Такой вот маршрут. Мы посетили золотое месторождение рудник Обоо, и Тумуртогоо показал нам места, где им выявлены проявления хромитов в Центральной Монголии.
А.К. А вот когда Вы пребывали в Монголии, монгольскую кухню ели или у Вас в лагере готовили своё?
Г.Ш. Мы всё время ели своё. Мы опасались. В степи немножко пробовали, мы обычно просили у них воды, они давали кумыс. В таких жилых монгольских юртах мы не ночевали. Собственно говоря, у нас большой нужды не было.
А.К. Вы обычно там работали с мая до ноября, да?
Г.Ш. Да, до полугода. Но один раз мы до конца ноября были
А.С., А.К. Большое спасибо, Георгий Афанасьевич, за интересные и ценные воспоминания!
