Юрченко Александр
За сто лет до падения Багдада в феврале 1258 г. слухи о великолепии этого города, неприкосновенности его границ и славе халифа дошли до южных областей Китая. Скорее всего, это были рассказы арабских мореходов, записанные китайскими чиновниками управления торговых кораблей. В книге Чжоу Цюй-фэя говорится: «Есть страна Байда (Багдад). Является столицей всех стран Даши. (1) Правитель этой страны является потомком божества Масяу. (2) Из всех стран Даши, войска которых воюют друг с другом, ни одна не осмеливается нарушать ее границы, поэтому эта страна очень богата. Правитель выезжает под раскрытым черным зонтом с золотой рукоятью, на верхушке которого имеется нефритовый лев. На его спине большой полумесяц из золота, ослепляет глаза подобно сиянию звезды. Можно заметить издали» (3) (Чжоу Цюй-фэй. III. 2). В мусульманской картине мира границы Багдада считались неуязвимыми, поскольку город находился под божественной защитой. Такова была идеологическая установка, противоречившая реальным фактам.
В космографическом плане столица халифата воспринималась как Центр Мира: «Багдад имеет полное великолепие и величие. Это — купол ислама и город мира, место скопления народа. Построил его Абу Джа‘фар ал-Мансур. <…> Бу Наджиб, астролог, выбрал подходящий момент. Солнце вступило в созвездие Стрельца. Говорят, он привёл доказательства, что в сем городе не умрёт ни один халиф. С той даты вплоть до сегодняшнего дня благоустройство Багдада все растёт. <…> Если закрыть доступ судам, в городе вспыхнет голод. Однако пока не соберутся государи всей Вселенной, обложить Багдад невозможно. В такой огромный город не смогут ни войти без разрешения, ни выйти из него. Исключение — сезон паломников» (Чудеса мира. 391). Предсказанию астролога Нау Бахта не суждено было исполниться: в Багдаде насильственная смерть настигла нескольких халифов, в том числе, и последнего халифа, Муста‘сима (1242–1258). Не понадобилось собирать и силы государей всего мира, чтобы обложить Багдад оказалось достаточным войска монгольского хана Хулагу.
Восшествие на престол ал‑Муста‘сима происходило тайно. Под покровом ночи он был доставлен в халифский дворец и объявлен халифом. Его правление началось в обстановке резкого обострения отношений между группировками при дворе. Сам ал-Муста‘сим, человек слабый, если не слабоумный, далёкий от политики и пристрастный к развлечениям, был пешкой в руках придворных лидеров. Халиф, казалось, совсем не понимал, какая опасность нависла над Багдадом. Окружённый свитой и государственными мужами, он регулярно наведывался в Васит, где у него был дворец для развлечений. Действия ал-Муста‘сима были непредсказуемы, приказания лишены смысла. У власти оказалась ничтожная личность, сведшая на нет все усилия предшественников в деле объединения мусульманских правителей перед лицом монгольского натиска. (4) Пророчески звучат слова Ибн ал‑Асира (ум. 1233): «Всевышний Аллах защищает ислам и мусульман своей поддержкой, но мы не видим среди царей мусульман [ни одного], кто имел бы желание к [совершению] джихада, и [оказанию] помощи религии. Каждый из них поддается развлечениям и играм, и [занят] угнетением своих подданных» (Ибн ал‑Асир, с. 401).
Армянский историк Киракос Гандзакеци (†1271) в падении Багдада под монгольским натиском видит исполнение божественной воли. Рассказывая о пленении халифа, он обращает свой взгляд в прошлое, к дням основания Багдада. Видимо, гибель высшего духовного лица мусульманского мира и всей его семьи наводила на астрологические размышления.
«Хулагу завладел сокровищами халифа и нагрузил ими три тысячи шестьсот верблюдов, а лошадям, мулам и ослам не было счета. Другие дома, полные сокровищ, он запечатал своим перстнем, приставив к ним стражу, ибо не мог увезти все — [сокровищ] было слишком много. Ведь город на реке Тигре выше Катисбона, на расстоянии около пяти дней пути от Вавилона, был построен 515 лет назад в 194 (745) году армянского летосчисления измаильтянином Джафаром и все это время был в государстве ненасытной пиявкой, высасывающей [кровь] всей вселенной. Нынче же, в 707 (1258) году армянского летосчисления, он должен был воздать за пролитую кровь и за содеянное зло, когда переполнилась мера грехов его перед всеведущим Богом, который воздаёт воистину справедливо: нелицеприятно и праведно. Так пресеклось грозное и буйное царство мусульманское, просуществовавшее 647 лет» (Киракос Гандзакеци. 60).
Монгольский хан Хулагу, прежде чем принять решение об осаде Багдада, вёл переговоры с халифом и затребовал у своего окружения астрологический прогноз, закончившийся диспутом между астрологами. Дело в том, что среди мусульман считалось, и не без основания, что покушение на власть халифа самым неблагоприятным образом отразится на судьбе претендента. Предсказывали в этом случае и череду природных катастроф. Предостережения прозвучали из разных уст. Известно, что ответил халиф на предложение монгольского хана покориться и стать данником монголов. Халиф назвал себя Джахангиром (властителем вселенной), «владыкой моря и суши, кичась знаменем Магомета, ибо „здесь оно, — говорил он, — и ежели я сдвину его с места, погибнешь и ты, и вся вселенная“» (Киракос Гандзакеци. 60). Разумеется, это была яркая декларация, но игнорировать её монгольский хан не мог.
Можно ли свести битву за Багдад к военной или религиозной акции? Поразительно, но факт, монголы не были настроены против ислама (мусульмане, разумеется, думали иначе). Если оставаться в системе координат любой из мировых религий, мы не найдём адекватный ответ на поставленный вопрос. Неадекватными ответами переполнены средневековые источники, как христианские, так и мусульманские. И все они настаивают на религиозном характере войны «неверных» с халифом. На самом деле, потомков Чингис Хана интересовала политическая власть, а не высшие истины. Монгольские правители не терпели чьи-либо притязания на духовное главенство над миром. С позиции небесного мандата Чингис Хана, халиф воспринимался как политический конкурент.
Халиф был обречён, поскольку, как преемник Пророка Мухаммада, был лидером мусульманского мира. О светской власти халифа пишет Киракос Гандзакеци: «Ему покорны были все султаны, исповедующие мусульманскую веру, — и из тюрок, и из курдов, и из персов, и из еламитов, и из других народов. Он был главным законодателем их государства, а они (султаны) по договору подчинялись ему и уважали его как родственника и соплеменника основоположника веры своей — первого лжеучителя их» (Киракос Гандзакеци. 59).
Битве мечей предшествовала космическая битва между Аллахом и Тенгри. Мусульманский мистицизм лицом к лицу столкнулся с монгольским имперским мифом, согласно которому деяниям хана покровительствует Вечное Небо. Хан оказался предусмотрительней халифа, поскольку пригласил на службу мусульманских астрологов. Астрологический прогноз преследовал единственную цель — дать возможность хану поступить в согласии с волей высших сил. Однако предсказание шести катастроф внушало серьёзные опасения и грозило парализовать волю к победе.
Согласно «Сборнику летописей» Рашид-ад-дина, события развивались так: «Хулагу-хан совещался насчёт того похода с государственными мужами и придворными сановниками. Каждый из них высказывал что-либо согласно своему убеждению, [Хулагу-хан] призвал звездочёта Хусам-ад-дина, который сопутствовал ему по указу каана, чтобы избрать час выступления в путь и привала, и приказал ему: „Расскажи без лести все то, что видно в звёздах“. Вследствие [своей] близости он обладал смелостью и решительно сказал государю: „Нет счастья в покушении на род Аббасидов и в походе войска на Багдад, ибо доныне ни один государь, который покушался на Багдад и на Аббасидов, не попользовался царством и жизнью. Ежели государь не послушает слов слуги своего и пойдёт туда, произойдут шесть казней: во-первых, падут лошади и воины захворают, во-вторых, солнце не будет всходить, в-третьих, дождь не будет выпадать, в-четвертых, поднимется холодный вихрь и мир разрушится от землетрясения, в-пятых, растения не будут произрастать из земли, в-шестых, великий государь в тот же год скончается“. Хулагу-хан на эти слова потребовал доказательства и взял письменное свидетельство. Бахши (5) и эмиры согласно сказали: „Поход на Багдад — само благо“. Затем [Хулагу-хан] призвал ходжу мира Насир-ад-дина Туси и посоветовался с ним. На ходжу напали подозрения. Он предположил, что его хотят испытать, и сказал: „Из этих обстоятельств ни одно не случится“. [Хулагу-хан] спросил: „Так что же будет?“. Насир-ад-дин ответил: „А то, что вместо халифа будет Хулагу-хан“. После этого [Хулагу-хан] призвал Хусам-ад-дина, чтобы он поспорил с ходжой. Ходжа сказал: „По общему признанию всех мусульман многие из великих сподвижников [посланника божьего Мухаммада] пали жертвою и то никаких бедствий не случилось. Ежели говорят, что это-де особое свойство Аббасидов, то ведь Тахир из Хорасана пришёл по приказу Ма’муна и убил его брата Мухаммад-Амина, а Мутаваккиля при помощи эмиров убил сын, а Мунтасира и Му‘тазза убили эмиры и гулямы и точно так же ещё несколько других халифов были убиты рукой разных лиц и никакой беды не произошло“» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 39).
Знаменитый философ, математик и астроном Насир-ад-дин ат-Туси, нашедший покровительство у монгольского хана Хулагу, на первый взгляд, оказался прав: ни одно из шести предсказанных звездочётом Хусамом бедствий не приключилось. И вопреки словам халифа, вселенная не погибла, чего не скажешь о самом халифе. Существуют несколько версий его насильственной смерти, всколыхнувшей весь мусульманский мир (см.: Жан де Жуанвиль. § 584–587; Марко Поло, с. 59; Киракос Гандзакеци. 60; Григор Акнерци. 14; Георгий Пахимер. 2. 24).
К Хулагу привели Сулейман-шаха, астролога багдадского халифа, и спросили: «„Поскольку ты был звездочётом и сведущ в злом и счастливом влиянии [звёзд] небосклона, то отчего же ты не предвидел свой злой день и не посоветовал своему господину мирной стезею пойти к нам на служение“. Сулейман-шах ответствовал: „Халиф был самовластен, звезды не сулили ему счастья, а он не слушал советов доброжелателей“» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 43). Хулагу тоже не внял советам своего звездочёта Хусама, хотя к его прогнозу отнёсся со всей серьёзностью.
Соперничество за Багдад предстаёт как попытка со стороны окружения халифа спасти духовный центр мусульманского мира, где ему противостоит стремление монгольского хана свести значимость халифа к нулю, с последующим уничтожением халифского рода и его символических прерогатив.
Современные историки обычно описывают внешний ход военных действий, а то, что происходит на ментальном уровне просто теряется из виду. Видимо, это слишком тонкие материи, чтобы их можно было документировать привычным образом.
Скрытая от посторонних глаз сторона военного конфликта затрагивала глубинные мифологические основы жизни. Правитель и стоящая за ним военная группировка для достижения своих целей использовали весь набор средств, в том числе, и магический инструментарий. Этим обстоятельством объясняется наличие в окружении монгольского хана различных специализированных групп, в частности, профессиональных астрологов. В их задачу входил прогноз ближайших событий и оценка конкурирующих прогнозов, вычисление благоприятного дня для начала тех или иных действий, расшифровка небесных знаков. Правитель был просто обязан учитывать кроме реальных факторов (численность и боеспособность противника, условия местности и прочее), волю Неба, или, говоря современным языком, вероятность случайных факторов. В тех случаях, когда мнения астрологов не совпадали, бремя окончательного решения лежало на правителе. И тогда ему на помощь приходили люди, обладавшие широким кругозором и богатым жизненным опытом, не верившие ни в силу заклинаний, ни во всевозможные магические ухищрения, ни в пророчества мистических концепций.
- Страны арабо-мусульманского мира.
- Масяу — Пророк Мухаммад.
- Выезд багдадского халифа наблюдал еврейский путешественник Вениамин Тудельский. Он рисует другую картину: «Царь только однажды в год выходит из своего дворца, именно в праздник, называемый рамадан. К этому дню из дальних стран съезжаются, чтобы иметь случай видеть царя. Он является верхом на муле, в царских одеждах, сотканных из золота и серебра; на голове его тюрбан, украшенный драгоценными камнями, которым нет цены, а сверх тюрбана чёрное покрывало, которое служит выражением смирения, как бы так говоря каждому: „взгляни на все это земное величие и помни, что оно в день смерти покроется вечным мраком“» (Еврейские путешественники, с. 129–130). Имеются арабские известия о зонте как инсигнии у Аббасидов: при описании выезда халифа Муктадира, рассказывается, что над головой его несли зонт, дававший ему тень (Иностранцев К. А. Торжественный выезд Фатимидских халифов // ЗВОРАО. СПб., 1906. XVII. C. 69). В книге Чжоу Цюй-фэя зонт халифа выглядит как зонт китайского императора. В церемониях чжурчжэней, правивших Северным Китаем, использовались зонты с разной символикой. «Зонты, носимые над императором, неодинаковы: жёлтые или красные; верхушка палки у зонта представляет золотого дракона, у императрицы — золотого феникса, у наследника — золотого дракона [он мог отличаться от императорского лапами]; у королев зонт коричневого цвета и на верхушке имеет форму павлина; у дам или чиновников 1-го класса зонт чёрного цвета, а верхушка имеет серебряную головку, которая у 2-го и 3-го классов красная, а у 4-го черная» (Васильев В. История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII века, с приложением перевода китайских известий о Киданях, Чжурчженях и Монголо‑Татарах // ТВОРАО. СПб., 1859. Ч. IV. С. 215).
- Михайлова И. Б. Средневековый Багдад. М., 1990. С. 98, 109.
- Бахши — монахи-буддисты, исполнявшие роль прорицателей.
Монгольская империя. Другая история
Это серия эпизодов, зарисовок и исследований о необычных ситуациях в политической истории Монгольской империи, связанных с катастрофическими природными явлениями, магическими практиками, коллекциями минералов, растений и всевозможных артефактов.
Раздел подготовил историк, независимый исследователь Юрченко Александр